Торсфель усмехнулся.
— Ты уверен, Олавссон, что все будет именно так? Ты уверен, что это ты намотаешь мои кишки на сталь, а не я твои?
— Если случиться такое — ну, значит моя удача не столь велика, вот и все. Я уйду, зная, что сделал все, что мог.
— Кроме мести! — захохотал Кривой. — Какая паршивая смерть!
— Скажите, ярл Гуннар — раздался голос Гунтера — не могу ли я в этом случае стать вашим душеприказчиком? Гунтер фон Рихтер, рыцарь храма Плачущей Богини к вашим услугам.
Гуннар с удивлением посмотрел на фон Рихтера. Рыцарь истолковал это взгляд по своему и пояснил:
— Мой род достаточно древен и благороден и насчитывает двенадцать поколений воинов. Не думаю, что вам следует беспокоиться о чистоте моих помыслов и о том, вправе ли я претендовать на такую честь.
— Да я и не беспокоился, просто удивился. Этот сын тролля и тебе чем-то насолил?
— Нет, я его сегодня впервые увидел, хотя что можно думать об убийце женщин и похитителе девиц. Просто месть, и особенно месть за родных, это достаточно серьезное дело, чтобы доверять его просто удаче. Должен быть тот, кто сможет довести его до конца, если враг окажется сильнее.
Гуннар посмотрел на рыцаря, на его лице блуждала странная улыбка.
— Что же, Гунтер фон Рихтер, рыцарь… Прости, дальше не запомнил. У меня нет семьи, у меня нет родных и палуба драккара стала моим домом. Если правды нет и это существо, по ошибке отнесенное к человеческому роду, сегодня возьмет верх над мной — завещаю тебе свою месть.
— Услышано — откликнулся Хегни, перевязывавший рану.
— Подтверждаю — неожиданно для себя сказал я.
— Ох, будет сегодня моей секире пир крови, а воронам сытный обед — оскалился Кривой.
Гуннар не обратил никакого внимания не его речи, завернулся в плащ и откинулся на камень, скорее всего собираясь с силами к этому самому хольмгангу, который судя по всему был попросту поединком.
Охая, к нам подошел Суфор, про которого я уже и позабыл, наблюдая сцену из пьесы «Благородство и смерть».
— Ну и здоровый же сволочь! — изрек он, с неприязнью глядя на Торсфеля.
— Это он тебя что ли? — полюбопытствовал я.
— А то кто же. Я только файер вверх запустил, тут это животное бежит с каким-то здоровенным кульком в руках. Я и сделать-то ничего не успел, как он меня своей секирой долбанул, похоже что с критом, да еще меня от удара и на камень бросило. Пятнадцать процентов жизни осталось, чуть ласты не склеил! Хорошо зелий с собой прихватил…
И Суфор расстроено шмыгнул носом — то ли зелья жалел, то ли что так мало в бою успел.
— Кулек говоришь — хлопнул я себя ладонью по лбу. — Твою-то мать!
Я огляделся и выбрав воина из хирда Гуннара из тех, что помоложе, крикнул ему:
— Эй, боец.
— Да, ярл.
— Слушай, не в службу а в дружбу — вон туда убежал мой человек, Флоси. Найди его и пусть он сюда идет.
Воин коротко глянул на Гуннара, тот приоткрыв один глаз, кивнул и воин побежал в лесок.
— Гуннар, ничего что я твоими людьми командую? — решил я исправить возможную бестактность.
— Хирдманн должен быть всегда чем-то занят или пьян, тогда у него нет времени на серьезные глупости — ответил мне Гуннар, снова впадая в спячку.
— Не сомневалась, что ты уже здесь — раздался уже родной мне голос Элины. — Хейген, как тебе удается все время оказываться везде первым?
— Карма такая — ответил я своей кланлидерше, поворачиваясь к ней. — Если поспешать не будешь, все самое вкусное съесть могут, причем без меня. А это обидно.
— Согласна — Элина огляделась вокруг, оценила истоптанный песок, валяющееся оружие, изломанные ветки и Торсфеля, с тремя мечами у горла. — А что у вас тут было-то?
— Да ничего особенного — пожал плечами я и кивнул в сторону Торсфеля. — Просто приходил Сережка, поиграли мы немножко.
Элина подошла к Торсфелю и осмотрела его.
— Да, еще тот Сережка, брутален конечно.
— Жаль что я вон, в кольце друзей, милашка — проревел Торсфель. — А то бы мы с тобой поиграли в игру «А ну-ка догони».
— Ох, боюсь, боюсь — засмеялась Элина и внезапно ее лицо перекосилось. — Господи. Опять он!
Из рощи показался Флоси, явно изнемогающий под весом свертка. Молодой воин пытался ему помочь, но Флоси отмахивался от него головой, как будто отгонял муху.
— Не волнуйся, он трезвый — успокоил я Элину и позвав Гунтера поспешил к Флоси.
Туалетный наконец-то положил сверток на землю и отдуваясь, сел рядом. Пот бежал по его бородатому лицу.
— Фффух, ярл — сказал он мне. — Ну и хорошо же кениг кормит свою дочку. Еле дотащил.
— А чего ты ее там-то ее не распутал? — удивился я.
— Да кто, их девок знает. А ну как еще бы убежала, ищи ее потом до конца времен — резонно предположил Флоси.
Я наклонился над свертком и увидел, что он еще и перевязан корабельным шпагатом.
— Это да — согласился я с ассенизатором и попросил Гунтера. — Дружище, перережь веревки, у тебя вроде кинжал был.
— Мизекордией? — удивился Гунтер. — Она для другого предназначена.
— Ой, Гунтер, бросай ты эти свои условности — поморщился я. — Режь давай, пока она там Богу душу не отдала.
Гунтер вздохнул, но спорить со мной не стал и достав кинжал, начал перерезать веревки. Сверток заизвивался и вскоре пред нами предстала крепкая девица с замурзанным лицом и в потрепанном платье, которое когда-то видимо было красивым. Черты ее лица не подвергали сомнению ее родство с кенигом, разве только бороды не хватало. Она уставилась на нас и властно спросила:
— А вы кто?